Судьба человека в зеркале истории

Всероссийский конкурс исследовательских работ
«Человек в истории. Россия XX век».

Исполнитель: Тимощенко Анна Петровна
Руководитель: Кальниченко Надежда Петровна

Сыктывкар 2001

Введение

Мы привыкли узнавать об исторических событиях из учебников, журналов, периодической печати. Поэтому наша оценка этих событий часто совпадает с авторской. Попав под ее обаяние, мы принимаем ее практически безоговорочно, нередко забывая о воспоминаниях и свидетельствах непосредственных участников и очевидцев тех далеких событий.

В последнее время возрос интерес к истории России 20-50-х годов. На протяжении десятилетий существовали различные оценки этого периода истории. Неоднозначным было и наше отношение к тем годам. Мы знали цифры, во многом заниженные, о числе репрессированных, безвинно осужденных людей. Однако знали и то, какой ценой была завоевана победа в Великой Отечественной войне. Нам казалось, что люди, жившие тогда, были особенными только потому, что прошли через лагеря и войну.

Однажды нам принесли рукописные воспоминания женщины, родившейся в 1905 году и в возрасте 90 лет оставившей для потомков описание своей нелегкой жизни. Текст мемуаров мы получили уже, к сожалению, после смерти автора - Александры Максимовны Таскаевой-Сямтомовой.

Данная работа написана на основе источников, которые можно разделить на следующие группы:

1. Мемуарные источники. В работе использованы неопубликованные воспоминания Александры Максимовны Таскаевой-Сямтомовой, Нины Александровны Косолаповой, Вениамина Александровича Сямтомова.
2. Устные источники. Использованы интервью с детьми Александры Максимовны, ее внуками.
3. Архивные документы. Использованы выписки, справки, характеристики, прошения, заявления, личные дела, хранящиеся в фондах НА РК, и документы из Архива МВД РК, предоставленные нам родными Александры Максимовны.

Цель работы: показать, как события истории влияли на судьбу человека, как ему удалось выстоять и сохранить свое достоинство, не смотря ни на какие беды и несчастья.

Работа длилась более года, много времени ушло на сбор материалов, на их обработку и анализ.

Детские и отроческие годы

«Большое, зажиточное село из одиннадцати деревень на тысячу добротных домов, указывающих на рачительных хозяев, где наша деревня - Захарово, живописные холмы, богатые пашнями и лугами, широкая река Сысола и величественная белокаменная церковь, гордо возвышающаяся над миром, краса и гордость всего села» - таким на всю жизнь запомнила и позже с любовью описала свое родное село Иб Александра Максимовна Таскаева.

Родилась она в 1905 году в семье Максима Ивановича и Ирины Ивановны Таскаевых, в селе Иб Усть-Сысольского уезда. Девочка была первым ребенком. Окрестили ее 6 мая и назвали Александрой. Обряд крещения у коми совершался в 6-недельный срок, и поэтому установить точную дату рождения ребенка очень сложно. В Ибу был храм и окрестить ребенка могли в течение нескольких часов после рождения. Но коми не торопились крестить новорожденного, так как для них был очень важен тот день, когда ребенок переходит под защиту Бога и обретает своего Ангела-хранителя. Торопились с крещением лишь в том случае, если ребенок рождался больным и была вероятность смерти. В паспорте день рождения Александры Максимовны - 26 марта, но она всю жизнь праздновала его 6 мая - так священны были для нее традиции народа и вера в Бога.

Семья Таскаевых являла собой пример типичных крестьян-середняков, умело ведущих свое хозяйство, и считающих, что крестьянин всегда был и будет главной опорой батюшки-государя, что бы ни произошло. Такая позиция позволяла им жить спокойной, размеренной жизнью, в надежде на то, что уж Коми-то точно никакие потрясения не коснутся.

В годы первой русской революции волна рабочих и крестьянских выступлений прокатилась по всей России. Коми край относился к периферийным областям, и поэтому революционное движение охватило его лишь в конце 1905 года. Крестьянским движением было охвачено 27 волостей края, или 50,9% их общего количества. Примером того, как активно включилась часть крестьян в борьбу за свои права, является приговор ибских крестьян от 23 июля 1906 года. В нем крестьяне требуют «передачи всей земли - казенной, удельной, церковной и помещичьей - в руки крестьян, без всякого выкупа, и немедленного создания на местах крестьянских комитетов для разрешения земельного вопроса, созыва Учредительного собрания, избранного всем народом, без различия пола, религии и нации прямым, равным и тайным голосованием, отставки министров, заливших кровью страну, и предания их суду за совершенные преступления, освобождения политических заключенных». Этот приговор поражает, прежде всего, фактом своего существования, тем, что даже в глухих селах были люди, осведомленные о политике, сумевшие грамотно изложить свои претензии к власти. Причем, по воспоминаниям старожилов, подписавшиеся крестьяне не навлекали на себя гнев местных властей - их не преследовали, не обвиняли в подрыве власти царя - им попросту все сошло с рук!

Внуки Максима Таскаева убеждены, что их дедушка не ставил подписи под приговором, так как с недоверием относился ко всему новому и вряд ли им была одобрена затея с документом.

Революция закончилась поражением. Царское правительство разогнало II Государственную думу и издало новое положение о выборах в III Государственную думу. Основой правительственных мероприятий в деревне явилась Столыпинская аграрная реформа. В годы этой реформы в Коми направлялись экспедиции с целью выявления мест для переселения крестьян (так называемые переселенческие экспедиции). Они зафиксировали чрезвычайную запутанность и неразбериху в землевладении, прогрессирующее малоземелье крестьян.

Вспоминая свои детские годы, Александра Максимовна сравнивает жизнь крестьян до революции 1917 г. и после: «До революции в Ибе никогда не было бедняков. У всех был земельный надел и дом. Кормились от реки, охотой, а также другими дарами леса и земли. После революции стало страшно жить, наступила разруха».

До революции семья Таскаевых была достаточно обеспеченной. Кроме традиционных занятий: охоты, рыбной ловли и земледелия, Максим Иванович делал сани, различную мебель. Все это быстро раскупалось жителями Иба и соседних сел, потому что изделия Максима Ивановича славились своей прочностью и надежностью. За несколько лет до первой мировой войны Вологодский купец, имя которого нам не удалось выяснить, нанял часть дома у Таскаевых для хранения товара, под склад. Но вскоре купец разорился и отдал часть товара за бесценок Таскаевым. Максиму Ивановичу удалось его выгодно продать. После этого он решил открыть небольшую лавочку, проявив свои предпринимательские способности. В последующие годы Максим Таскаев ездил в Усть-Сысольск (Сыктывкаром город стал называться с 1930 года), закупал там различную продукцию, а в Ибе продавал. Торговля шла неплохо: иногда прибыль доходила до 500 рублей в год. Нина Александровна Сямтомова-Косолапова, младшая дочь Александры Максимовны, рассказала нам, что «дедушку на селе все уважали и относились к нему как к порядочному и честному человеку... Дед пользовался непререкаемым авторитетом».

Максим Иванович вместе с женой стремился передать своим детям уважение к труду. У народа коми, как и у большинства других народов, ребенка начинали готовить к будущей трудовой деятельности с самого раннего детства. Причем исследователи, в частности, Соловьев В. В., отмечают, что в воспитательном процессе у коми отсутствовали грубые и принудительные методы в отношении детей. Но в то же время подчеркивают, что с ранних лет ребенок перестает быть игрушкой: все относятся к нему серьезно. Любой посильный вклад в трудовые процессы, любая помощь в работе, как бы она ни была мала, не оставалась без внимания и словесного поощрения со стороны взрослых. Десятилетние подростки начинали работать и по найму за денежную оплату. Девочек с 10 лет нанимали на летний период в «пестуньи» - няньки для ухода за малыми детьми с оплатой за лето от 1 рубля до полутора. В 13-14 лет коми девочка уже умела самостоятельно выполнять рукодельные работы, которые потом, во время ее свадьбы, были показателями ее мастерства и умения.

Такое же воспитание получила и Александра. С 5 лет она нянчила своих сестренок и соседских детей, помогала маме по хозяйству: плела, вышивала, вязала. Ее считали одной из лучших рукодельниц в селе. У Александры в детстве была своя прялка, на которой она училась прясть шерсть, лен, коноплю, а с 10 лет начала готовить себе приданое.

Кроме трудового воспитания, родители Александры Максимовны сумели дать девочке начальное образование. Александра закончила церковно-приходскую школу. Преподавание велось только на русском языке. Главным предметом в школе являлся «Закон Божий». Учащимся давали элементарные навыки чтения, письма, счета. К 1914 году в Коми насчитывалось 575 учителей (в эту цифру входят и учителя земских школ), большинство которых не имело специального образования. Специалистов со среднетехническим и высшим образованием насчитывались единицы. Общая грамотность населения в предреволюционные годы составляла 27%, а в северных районах - не более 10%. Александре очень нравилось учиться, и она с удовольствием посещала школу, которую окончила с отличием. Тяга девочки к знаниям поощрялась родителями. Они понимали, что это дает их дочери дополнительный шанс лучше устроиться в жизни.

В 1914 году началась первая мировая война, принесшая России огромные разрушения. 18 (3) июля 1914 года Российский император Николай II подписал указ о всеобщей мобилизации. За время войны было мобилизовано около 15 млн. человек - наиболее работоспособная часть населения страны. Мобилизация коснулась и Коми.

В 1916 году Максима Ивановича Таскаева, ему было 38 лет, мобилизовали, но не послали на фронт, а приписали к хозчасти. Наши попытки выяснить в какой части служил Максим Иванович, к какому полку был приписан, оказались безуспешными - документов по этому факту не сохранилось, а детям о своей военной службе он рассказывал очень мало. Максим Таскаев пошел в армию с твердым убеждением, что война обязательно будет выиграна Россией. Разговоры тех людей, которые говорили, что зря Россия вмешалась в войну - все равно проиграет, он просто не слушал. И это было не слепое поклонение царю, а истинная вера в то, что государь дается от Бога и значит все, что он делает, идет во благо Отечеству. Максима Ивановича так воспитали и он жил с этим убеждением. Возможно, это и есть истинный патриотизм.

Коми край являлся далеким тылом. Но война вызвала серьезные трудности и в его экономике. Сюда почти не поступает хлеб, цены растут едва ли не ежедневно, люди проклинают спекулянтов и перекупщиков. На войну было мобилизовано более 57% трудоспособного мужского населения. Более половины крестьянских хозяйств лишились работников-мужчин. Тяжелым бременем на плечи крестьян ложились реквизиции скота для нужд фронта. В крестьянском хозяйстве ощущалась нехватка даже простейшего инвентаря: кос, серпов. Поля плохо удобрялись.

Бедственное положение сложилось в семье Таскаевых. После того как Максима забрали в армию, вести хозяйство осталась его жена Ирина и трое их маленьких дочерей. Торговля постепенно ухудшалась. Земля стала обрабатываться хуже, падала ее урожайность. Но Таскаевы не роптали. Они не жаловались на то, что главного кормильца нет. Наоборот, Ирина Таскаева учила своих дочерей никогда не ругать существующий порядок, учила их жить по принципу: «Бог дает нам эти испытания, значит, он хочет проверить нас, и мы все вынесем. Надо только хорошо работать». И девочки внимали ей, запоминали ее слова. Это были зерна доброты, смирения, стойкости, веры в Бога, брошенные в развивающиеся души детей. Впоследствии эти качества не раз помогут выстоять Александре Максимовне.

В 1917 году к власти в России пришли большевики. Максим Иванович Таскаев служил в это время в Петрограде и позже рассказывал своим внукам: «Мы в казармах даже не слышали и не знали, что революция произошла».

В Усть-Сысольском уезде, где жила семья Таскаевых, Советская власть установилась лишь в марте 1918 года. Переход к новой власти осуществился довольно легко и безболезненно, что и неудивительно - среди «новых» руководителей преобладали прежние чиновники.

Большинство ученых-исследователей (И. Л. Жеребцов, М. Б. Рогачев), занимающихся историей Коми, считают, что о большевистском влиянии на крестьянство Коми края говорить не приходится. Население края мало что знало о РСДРП (б). Жители Коми были плохо информированы о политических партиях и движениях. Это подтверждают и слова Александры Максимовны: «До того, как к нам пришли в село большевики, о них у нас никто ничего не знал. Вообще даже о других партиях ничего не было известно. Даже после 1917 года к нам в село не приезжали никакие агитаторы. Люди просто не интересовались этим».

Людям приходилось привыкать жить по-новому, они не знали, что им делать. Меры, принятые Советским правительством во избежание кризиса в стране, не находили понимания у народа. Александра Максимовна писала: «После революции пришлось прекратить торговлю. Большевики весь скот у нас в селе обобщили и распределили по едокам. В нашей семье было две коровы, а надо было на семью полторы коровы и поэтому одну большую корову забрали, а нам дали теленка и оставили маленькую корову».

Ситуация все ухудшалась. В стране появилась реальная угроза всеобщего голода. В июне 1918 года в Усть-Сысольском уезде насчитывалось 11843 «голодающих» и 86062 «полуголодающих». Это происходило, когда из нашей страны эшелонами вывозился хлеб в Германию. Питирим Алексеевич Сорокин писал в то время: «Страна приближается к полной анархии, и у меня нет уверенности в благополучном исходе. Мы продолжаем упиваться словами, резолюциями, закрыв на все глаза. Сведения с мест говорят, что крестьяне устали, перестали бывать на выборах, жаждут порядка от кого бы он ни происходил. Масса уже хочет не слова, а хлеба».

Эта напряженная ситуация привела к гражданской войне, поставившей жителей России по разные стороны баррикад. Преданность «делу» покупалась и доказывалась чужой кровью.

Семье Таскаевых пришлось принять участие в событиях гражданской войны. Александра Максимовна интересно описывала это: «Осенью 1919 года в Иб пришли белые. Когда они приходили в Иб, их встречали звоном колоколов. Все крестьяне позабирали обратно весь свой скот, который забрали красные. Позже, когда снова пришли красные, коров уже делить не стали. Красные даже не отступали, a в беспорядке убегали. Они забрали несколько подвод у крестьян, в том числе и нашу. Папа не мог с ними поехать, и я поехала с соседом Иваном Михайловичем. Мы везли двух отступающих коммунисток. Проехали через Визингу, а вечером приехали в Куратово и там заночевали. А ночью дядя Иван разбудил меня и мы, забрав своих лошадей, бежали через Сысолу, никого не встретив по пути».

Особо хочется обратить внимание на отношение церкви к «белым». Александра Максимовна писала, что «когда белые приходили в Иб, их встречали звоном колоколов». Известно нетерпимое отношение «красных» к религии, но также известно отношение церкви к Гражданской, братоубийственной войне: оно, без всяких сомнений отрицательное. То есть, по существу, церковь пыталась не только молитвами примирить «белых» и «красных», взывая к их милосердию.

Отношение семьи Таскаевых к большевикам было таким же, как и у большинства крестьян-середняков: они не выступали открыто против их программы, критикуя ее, но и не поддерживали, придерживались «золотой середины». Хотя, справедливости ради, надо отметить, что на отношение к этой партии населения немалое влияние оказывала позиция местных органов власти, а те относились к большевикам однозначно недоброжелательно.

Во время Гражданской войны сёла, деревни неоднократно переходили то к «красным», то к «белым». В воспоминаниях Александры Таскаевой об этом написано следующее: «Нас то в одну сторону погонят, то в другую. Приходили красные, а белые, отступая, забирали нас с собой. Придем обратно с белыми в Иб, а тут уж красные их гонят. Когда же отступали красные, то теперь они забирали нас с собой». Не правда ли, характерный эпизод того времени. Убегавшая сторона стремится забрать с собой все живое, чтобы, не дай Бог, не досталось противнику.

После того как красные окончательно прогнали «белых» из Иба, там произошел очередной передел земли. По словам Александры «24 участка земли объединили и давали по едокам. Нам наши земли не попали. Через год земли раздали колхозам. Они постепенно приходили в упадок и их использовали уже под сенокос». Прочитав это, можно подумать, что большевистское руководство ничего не смыслило в ведении крестьянского хозяйства. Наверное, это так и было. Главное, показать всему миру, что они самые сильные в мире, а вопросы хозяйств - это мелочи, не заслуживающие внимания.

Александра Максимовна ничего не понимала в происходящих вокруг нее событиях: почему вместо императора появились какие-то большевики, захватившие власть, к чему это деление на «красных» и «белых». И на многие другие вопросы она не находила ответа. Понимание пришло гораздо позже. Пока же для нее это все было как большая и не очень понятная игра.

Так проходило детство Александры Таскаевой. Вскоре ей было суждено выйти замуж за нелюбимого человека.

Свадьба

26 марта 1921 года. Александре Таскаевой исполнилось 16 лет. Свой день рождения Александра не смогла встретить дома. Она была в Визингской опытно-показательной школе по ликвидации неграмотности среди взрослого населения. Не сразу она стала обучать взрослых. Сначала, такие же, как она, пятнадцати-шестнадцатилетние подростки сами проходили курсы. На эти курсы, продолжительностью от 6 месяцев до года, приглашали лишь тех девушек и юношей, которые с успехом закончили церковно-приходские или земские школы.

Александра в 1916 году с отличием окончила Ибскую церковно-приходскую школу. После революции девушка уже и не надеялась продолжить учебу. И когда ее пригласили на курсы, она, очень обрадованная этим, сразу же согласилась и вместе с подругой поехала в Визингу.

Там была одна из воскресных школ для взрослых, которые начали появляться в Коми с конца 1918 года. Возникали они по инициативе крестьян, а существовали за счет добровольных сборов. Надо отметить, что их роль в обучении грамотности всего населения была немалая. Так, например, в конце 1920 года только в Усть-Сысольском уезде насчитывалось свыше 170 таких учреждений. В результате этого грамотность населения Коми края к концу 1920 года составляла 30%.

У Александры Максимовны не было в Визинге родственников, у которых бы она могла поселиться, поэтому ей дали в одном из домов комнату. Молодых учителей кормили в специальной столовой.

Мы были удивлены возрастом учителей - они были ещё почти детьми. Но было слишком много неграмотных людей. Надо признать находчивость советского правительства, которое, ругая церковь и ее систему воспитания, охотно использовало обученных ею людей.

В 20-х годах Россия постоянно испытывала различные потрясения, которые оборачивались бедами для всего населения. В 1921 году на Россию обрушился страшный голод. В некоторых районах страны имел место каннибализм. Тяжелее всего приходилось детям и старикам, они оказались самыми незащищенными. В Коми крестьяне, спасаясь от смерти, повсеместно принимали в пищу кору и различные суррогаты, заменяющие хлеб.

Очень трудное положение сложилось в семье Таскаевых. Александра в своих воспоминаниях пишет: «1921 год был очень голодным». Очень сухо и мало написано, но за этим предложением кроется почти безвыходная ситуация в ее семье. Кормить детей было нечем. Начался падеж скота.

Было принято решение выдать старшую дочь Александру замуж. Родителям Саши оно далось очень тяжело. Это была патриархальная семья, где решающее слово в выборе жен и мужей своим детям было за отцом, но он признавал право детей найти свою половину.

Сваталась к Таскаевым семья Сямтомовых из соседней деревни. В эту семью нужна была молодая, трудолюбивая работница, так как хозяйка, Анна Сямтомова, в 1914 году, при рождении тройни была парализована. Ее мужу, Афанасию Яковлевичу, пришлось вести хозяйство одному. Помогали дети - 4 дочки и 2 сына, но старшему из них, сыну Александру, в 1914 году было 11 лет. Его младшему брату исполнилось лишь 8 лет, а девочкам и того меньше - по 2-3 года. Поэтому, в 1921 году, когда Александр Сямтомов «отпраздновал» свое 18-летие, был решен вопрос о его женитьбе.

Александра Максимовна до свадьбы видела своего будущего мужа лишь издалека. Она писала: «Меня выдали за человека, с который ни разу не встречалась. Мой муж работал в городе. Я даже не знала, где и кем он работал. А встретила я его за 3 дня до свадьбы».

Александра Максимовна поняла всю сложность семейной ситуации и дала согласие на брак, хотя на душе было очень тяжело.

В то утро ярко светило солнце. Северное лето короткое, и природа стремилась ухватить каждый день. Вся природа приветствовала наступление нового дня. Но Александра Таскаева ничему не радовалась. С самого утра она горько плакала. Мама ничем не могла ей помочь, она только ее успокаивала. Маленькие сестренки тоже плакали, потому что понимали, больше не будет с ними играть их Саша, не будет плести, вышивать, шить и вязать чудесные наряды к тряпичным куклам, не будет рассказывать интересные сказки и истории.

21 июня 1921 года Александр Сямтомов и Александра Таскаева обвенчались в Ибской церкви. Удивителен сам факт того, что обряд венчания был совершен по всем правилам, при большом стечении народа. Как же власти села, так уверявшие всех в своих атеистических убеждениях, закрыли глаза на это? Напрашивается вывод: никакие запреты не могли помешать крестьянам жить, соблюдая традиции.

Обряд коми свадьбы, в данном случае, свадьбы в районе реки Сысолы, уникален. Сейчас он частично сохранился лишь в отдаленных уголках Коми края. Нам удалось видеть настоящую коми свадьбу, и, поверьте, это захватывающее и красивое зрелище.

Свадьба коми начала XX века представляла собой сложный комплекс обрядовых церемоний. Исполнение этих обрядов растягивалось по времени на 2-3 недели. Основными слагаемыми коми свадьбы является: сватовство, рукобитье, девичник, пир в день венчания, укладывание молодых спать, послесвадебные испытания молодых, посещение молодыми родителей невесты. Для южных районов Коми края (а Иб относился именно к ним) характерна свадьба с приданым.

Брак у коми мог быть заключен в любое время года, за исключением времени церковных постов. Родителям жениха было выгоднее получить новую рабочую силу к лету - периоду страды - поэтому свадьбы нередко происходили весной, после Великого поста. Инициатива при заключении брака всегда исходила от родителей жениха.

Парню подбирали невесту из своей или соседней деревни. Родители обычно знали состояние и характер не только будущих сватов, но и их ближайших родственников. В прошлом достаточно часто женили и выдавали замуж насильно, без согласия парня или девушки, ибо в этом деле большую роль играло состояние, достаток и возможное приданое невесты.

Размер приданого - козин - был очень различен. Обычно это было: 12 пар чулок, 20 пар рукавиц, 19 штанов, 15 рубашек, 18 платков, на расходы 30 рублей денег. Размер приданого часто зависел от качеств девушки. От родителей красивой, здоровой, работящей девушки приданого требовали меньше, чем от родителей девушки некрасивой, сварливой или имеющей какие-либо физические недостатки. От родителей Александры Максимовны приданого требовали меньше, так как все их дочери, славились на всю деревню и за ее пределами своим трудолюбием и умением вести хозяйство.

Все приданое Александра Максимовна шила, вязала, вышивала для себя уже с раннего детства. Как она писала, «у мужа родство большое было, а раньше был такой обычай - одаривать всех родственников должны были невестины родители, кому рукавицы, кому чулки, кому полотенце, холст на рубашку, на кальсоны». У Александры накопилось несколько сундуков приданого. Все это было раздарено в один день.

Обязательным элементом в свадебной обрядности являлось мытье невесты в бане. Когда баня топилась, девушки караулили, чтобы никто не наколдовал. В это время невеста оплакивала «свою девичью долю».

К приходу гостей невеста одевалась и покрывалась большим платком или шалью. В церковь молодые ехали раздельно. Процесс венчания проходил согласно церковным правилам. После венчания молодожены садились в одни сани и ехали на свадебный пир. На Сысоле они ехали в дом невесты. Угощение старались готовить как можно обильнее: пекли рыбные и другие пироги, варили студень. Обязательно подавали суп, жареные рыбу и мясо, грибы, ягоды, различные напитки, выпечку.

По словам Александры Максимовны, «свадьба была для той поры шикарная. У обоих отцы были рыбаками, и стол заправляли рыбой. Пировали два или три дня, человек пятьдесят с одной стороны, да столько же с другой». Максим Иванович Таскаев, несмотря на трудности с продовольствием, старался выставить на стол самые богатые угощения, так как на свадьбе старшей дочери, не исключено, были те, кто впоследствии захочет женить своих сыновей на его младших дочерях.

Завершает пир укладывание молодых спать. Постель им готовили в другой избе, сарае, чулане или в другой комнате. Жениху обязательно приходилось выкупать постель. Молодая должна была снять сапоги с ног мужа и просить его пустить ее на постель. Перед уходом гости желали, чтобы у молодых были дети.

На следующий день молодая должна была показать свое умение стряпать и делать уборку. При этом гости старались всеми силами помешать ей - заносили в дом мусор, разливали воду, мешали разжигать печь, ставить воду. Кроме того, молодая или утром, или вечером должна была истопить баню, и ей опять мешали. Позже привозили приданое невесты. Александра Максимовна писала: «Эти дары (приданое - примечание автора) на второй день свадьбы всем и раздали, целый большой сундук этого имущества».

Каждый из тех, кто получил подарок, смотрел, как он сделан и обязательно обсуждал это с другими гостями: пожалела ли хозяйка ниток или нет, красив ли выбранный узор. После свадьбы тяжело приходилось невесте, которая небрежно отнеслась к изготовлению приданого. Ее уже кроме как неряхой по-другому и не называли. Но это не относится к нашей героине.

Начиналась совместная жизнь. Александра Максимовна вспоминала: «У жениха был подвенечный костюм сшит из какого-то солдатского шинеля, а мне отец где-то у кого-то, за миллионные деньги покупал лоскуток на юбку и кофту, и шикарные ботинки с каблуками. Вот так и начали жить, совсем непривыкшие и незнакомые люди».

От женитьбы у тогда еще совсем юной Александры остались одни отрицательные впечатления: «Я им (семье Сямтомовых - примечание автора) стала как домработница. Я им стала хозяйкой по двору и около печи, хотя ничего не умела делать. Я батрачила на эту семью». Это горькое признание. Мы расспрашивали детей Александры, и они нам говорили, что «мама никогда не говорила о свадьбе, она обходила эту тему».

О подругах и развлечениях было забыто. Иногда к Александре Максимовне приходила мама, и они вместе изливали друг другу душу. Больше, конечно, плакала дочь: «Если бы тогда была воля на развод, может бы обратно ушла домой, но не было этой воли, и никакой надежды жить у родителей, потому что у них на себе, кроме сукмана, ничего не осталось. Дали в приданое корову, овцу, сенокосный участок. Тебя выдали, устроили - живи». Дорога назад, домой, была закрыта. К той девушке, которая после свадьбы часто уходила к родителям, относились неуважительно: считалось, что она пренебрегает мужем и тем самым порочит его и себя.

Мужа своего Александра Максимовна целый год звала по имени и отчеству. Он для нее был чужим. Да и сам Александр робел перед женой. Оба они чувствовали себя еще детьми и не готовы были к семейной жизни.

Позже, когда уже у Александры подрастали дочери, она им всегда говорила: «Не дай Бог вам выскочить замуж в 16 лет».

Есть мудрая народная поговорка: «Стерпится - слюбится». У Александры Максимовны вышло также: она примирилась.

Первое десятилетие после свадьбы

После свадьбы Александра Максимовна по издревле заведенной традиции переехала жить в семью к мужу. Александр Афанасьевич, спустя несколько дней, уехал в Усть-Сысольск.

Привыкание Александры к семейной жизни было очень долгим и проходило довольно болезненно. Голодный 1921 год в немалой степени усугублял это: люди прекрасно понимали, что именно от того, в какие сроки будет убран урожай, будет зависеть, смогут ли они пережить наступающую зиму.

Рабочий день Саши начинался с 3-4 утра и заканчивался к полуночи. На плечи шестнадцатилетней девушки легло все хозяйство. При этом свекровь постоянно наблюдала за Александрой и зорко подмечала: хорошо ли та готовит, в порядке ли содержит дом, умеет ли ухаживать за скотиной.

К невестке в семье Сямтомовых отнеслись хорошо, ее уже здесь давно ждали. У юной Александры лучше всего сложились отношения с сестрами мужа. «Они жили друг с другом душа в душу», - так говорит об этой дружбе Нина Александровна. Девочки нашли в лице Александры Максимовны старшую подругу, с которой делились своими волнениями, деревенскими новостями, рассказывали о сельских посиделках и гуляниях.

Первое время после свадьбы Саша испытывала чувство гордости за себя. Ведь ещё вчера она даже и не думала о свадьбе, а теперь у нее муж, семья. Но подруги, встречая ее, говорили: «Жалко нам тебя». И тогда невольно вспоминались слова одного из гостей на свадьбе: «Не будет жизни у этой семьи. Плохое время выбрано для свадьбы». Хотелось убежать от всего мира и просто недолго побыть снова маленькой девочкой. Александра чувствовала себя птенцом, которого, не научив летать, выпустили из гнезда.

Лето для Сямтомовых закончилось удачно: был убран весь урожай, заготовлено сено, приготовлены поля к следующему году. За предстоящую зиму можно было не беспокоиться. Но доставалось все это тяжелым трудом, Александре приходилось таскать пудовые мешки. Тогда же и было подорвано ее здоровье. Идти в больницу она не хотела - это было бы истолковано как уход от своих обязанностей.

В 1922 году Александр Сямтомов вернулся из города в Иб. С собой привез денег, несколько миллионов (по свидетельству Александры, платок стоил тогда 5 миллионов рублей). «Муж, вернувшись в 22 году из города, - писала она, - устроился работать в «Комилес» - такое было название лесного хозяйства». В городе Александр зарекомендовал себя как хороший и исполнительный работник, что и было отражено в его характеристике. Работал он в леспромхозе счетоводом, потом его направили в лес приемщиком древесины, позднее вербовал людей на лесозаготовки. С 1 сентября 1923 года Александр Афанасьевич состоял в должности делопроизводителя военного стола Ибского волостного исполнительного комитета.

Александр Сямтомов дома бывал лишь во время отпусков. Александра Максимовна писала по этому поводу: «На крестьянском хозяйстве мужа не видела ни зимой, ни летом. Он был все в лесу. Хозяйство вели со свекром, он хозяин - работник, а я хозяйка и подсобница».

Годы шли, и в январе 1924 года у молодой четы Сямтомовых родился первый ребенок - дочь Галя. Затем родились еще 2 девочки, но они умерли в младенчестве.

В том же 1924 году в деревне произошел очередной передел земли. Коснулся он и семьи Сямтомовых: «В 1924 году было распределение земельных участков и сенокосных угодий по едокам. Мы до этого держали 2 коровы и одну лошадь, и после распределения тоже было 2 коровы и лошадь. Так мы попали в слой кулака, в колхоз нас не приняли».

Поначалу отношение односельчан к Сямтомовым ничем особенным не отличалось. Позже, поняв, что за связь с кулаками можно понести суровое наказание, от них стали открещиваться близкие и соседи. Этих людей можно понять: они справедливо опасались за свою жизнь.

Еще до свадьбы Александра Сямтомова отец приготовил ему сруб для нового дома. Сыновья после свадьбы должны были отделяться, жить в собственном доме. Но дело со строительством долго не продвигалось. Лишь в 1924 году с рождением дочери Гали, строительство возобновили. Дом строили при помощи всей деревни. В коми с давних пор есть обычай - «помочи»: если кто-то строит новый дом, то всем селом помогали ему. Действовал принцип взаимовыручки. К 1926 году новый просторный, двухэтажный дом был готов. Туда и переселилась Александра Сямтомова, ее муж и двухлетняя дочь Галя. Первый этаж - летний дом и хозяйственные постройки: амбар, хлев, а также небольшая кухонька. Второй этаж - жилая часть. Этот дом сохранился и по сей день.

В 1927 году Афанасия Сямтомова лишили прав. Началась чистка совслужащих. Им запрещали ходить в церковь. Если тебя замечали в церкви, то ты мог быть уверен, что на следующий день выгонят с работы, и это было еще не самым худшим. Поэтому, когда в декабре 1928 года родился у Сямтомовых сын Вениамин, Александр, боясь увольнения с работы (а он тогда занимал должность старшего приемщика леса в «Комилесе») запретил жене крестить ребенка. Но свекор Александры Максимовны - церковный староста, и она сама, хотели окрестить мальчика. Мальчика все-таки окрестили, но сделано это было необычным способом. Вениамин Александрович Сямтомов рассказал нам легенду своего крещения, услышанную им от мамы: «После того, как папа снова уехал в лес, мама пошла в огород. Я лежал в доме и вдруг начал громко плакать. Дедушка, так как был церковным старостой, а я был не крещеным, не мог ко мне подойти и успокоить меня. Мама прибегала со двора, укачивала меня и возвращалась к работе. Так было каждый раз, когда я плакал. В конце концов, мама решила подпольно меня крестить. Она тайно, ночью, пригласила старшую сестру отца (это требовалось по древнему коми обычаю), священника (его звали Илляпоп) к нам домой и меня при маме окрестили». Так люди тайно, боясь гнева властей, соблюдали свои традиции.

В 1930 году юг республики был объявлен районом сплошной коллективизации. В это время в стране политика «ликвидации кулачества как класса» проводилась в форме административного раскулачивания. Оно предполагало конфискацию имущества, арест и высылку. Именно такой форме раскулачивания была подвергнута семья Сямтомовых - Афанасий Сямтомов, его сын Александр с женой и двумя малолетними детьми.

Афанасия Сямтомова отнесли в категорию кулака 1 группы и подвергли раскулачиванию в январе 1929 года с частичной ликвидацией хозяйства. Были конфискованы лошадь, одна из двух коров и часть земли. Хотя лишней земли после перераспределения в 1924 году не было.

30 ноября 1929 года Александра Афанасьевича Сямтомова уволили с работы в «Комилесе», раскулачили, лишили избирательных прав. Причин его раскулачивания было несколько. Александра Максимовна вспоминала: «Мужа в 1930-м году уволили с работы, как сына кулака. Причина была для раскулачивания видимо та, что в 26 и в 27 году перестроили старый дом при помощи сельчан (кто же мог строить дом без помощи). А наёмный труд был запрещен, карался законом. Еще раскулачили и потому, что свекор был церковным старостой. К тем годам у меня было трое детей, кроме тех двое умерли». Нам удалось выяснить, что в воспоминаниях Александры Максимовны есть неточности. Она пишет, что ее мужа уволили в 1930 году, хотя документально подтверждено, что это случилось 30 ноября 1929 года. Соответственно, замечание о том, что у Александры к тому времени было 3 детей, тоже неверно. Сын Юра родился лишь в 1930 году, но через 11 месяцев он умер. Также Александра Максимовна пишет, что в новый дом они переехали в 26 или 27 году. Как уже писалось выше, дом был построен в 1926 году и в том же году в нем и поселились.

«В 1930 году отца и сына из дому взяли и куда-то отправили, - писала Александра Максимовна, - но далеко не отправили, свекор работал в Выльгорте в леспромхозе конюхом, а муж под слободой на баржестрое или поднимал лес из реки. Меня пока из дому не выгнали, но туда в двух комнатах устроили школу». Александре Максимовне оставили одну маленькую комнатку и кухню, Афанасий Сямтомов работал в Выльгорте до 1936 года, а его старший сын Александр работал в сплавконторе в Слободе бригадиром сплавщиков.

Вениамин Александрович запомнил, что ко времени смерти брата «маму уже до того довели, что она говорила Гале: «Молись, молись, чтобы Господь прибрал к себе Юру». Только представьте: мать желает смерти своему ребенку. Это до такой степени унижения ее довели. Уже за одно это можно осудить Советскую власть.

Но даже в те тяжелые годы жизнь брала свое. Люди находили утешения и радости в религиозных праздниках. Александра Максимовна вспоминала об этом: «В селе всегда справляли все церковные праздники. Пасха и Рождество были праздниками всего села. Остальные церковные праздники были распределены по деревням. В нашей деревне праздновали день Спаса и день Модеста 31 декабря. Было принято собираться в эти святые праздники всей родней и с друзьями. Помню, к нам приходило очень много людей, приезжали гости из города. В другие дни святых мы ходили в гости в другие деревни. Праздники советские проходили как простые будничные дни».

Вениамин Александрович, как очевидец тех праздников, рассказывал нам: «Помню, когда мне было 3,5 года, мы справляли Ильин день (праздник Погоста). В нашем доме на лавках сидели женщины. Я сидел у мамы на коленях. Одна из женщин сказала, что мне должно быть стыдно сидеть таким большим у мамы на коленях. Я заплакал, убежал и больше никогда не сидел на тех праздниках вместе с женщинами».

«Я помню, что взрослые, а позже и я, могли сидеть за столом часами и все о чем-то говорить - ведь в другие дни им встречаться было некогда. Многие гости оставались ночевать у нас, так как жили на другом конце деревни», - так отмечала в воспоминаниях Александра Максимовна.

В годы коллективизации многократно увеличились налоги, которые должны были платить кулаки: на них спускались многочисленные задания по сдаче сельскохозяйственной продукции, порой превышающие стоимость всего крестьянского имущества. За невыполнение налагались штрафы, применялись штрафные меры. Имущество раскулаченных частично распродавалось, частично передавалось в колхозы. Отсутствие четко определенных признаков кулацкого хозяйства позволяло подводить под эту категорию и середняков.

Кулаков обязывали работать на лесозаготовках, причем для них устанавливали повышенные нормы выработки. Вот как об этом писала Александра Максимовна. «Мне стали давать твердые задания платить, то хлеб, шерсть, кудель, масло и еще посевы разные, но я платить ничего не могла и сеять тоже ничего не могла, хотя еще лошадь была, и меня несколько раз отправляли в суд, Выльгорт. Но всегда освобождали, предусмотрели же, наверное, что возможности нет выполнять такие задания». Александра терпеливо несла свой крест. Она прекрасно понимала, что справедливости и закона ей не найти. Ее охватывало отчаяние, когда приносили бумагу, на которой было приказано сдать очередной налог. К родителям Александра боялась ходить - они могли также пострадать за старшую дочь, чего она не могла допустить. Детям она очень мало рассказывала, предпочитая, чтобы они ничего не знали и радовались жизни, пока есть возможность.

Среди пострадавших в годы коллективизации (с конца 1925 по 1935 год) можно выделить несколько категории крестьян. В 1930-е годы самую многочисленную группу крестьян составляли раскулаченные. С конца 1930-х годов гонениям подвергались и крестьяне, причисленные официальными властями к зажиточным. Вместе с «кулаками» они входили в группу «врагов советской власти». Не избежали гонений и крестьяне-единоличники. Репрессии коснулись и колхозников, особенно в период массовых чисток колхозов от «врагов колхозного строя» в 1933-34 годах. До сих пор неизвестны точные данные о количестве раскулаченных по Коми.

В материалах специальных комиссий по проверке кулацких хозяйств, созданных в мае-июне 1930 года, в период «борьбы с перегибами» содержатся выводы о том, что в Коми области от 30 до 65% кулаков были неправильно отнесены к этой группе и не имели признаков эксплуататорского хозяйства. Краевой прокурор отмечал, что среди кулаков около 60% не имеют признаков эксплуататорского хозяйства, то есть, отнесены к таковым только за их «отношение к политике советской власти». Эту цифру можно считать минимальной за период 1929-30-х годов.

О коллективизации Александра Максимовна не любила говорить (а может быть, боялась), упоминала об этом вскользь. Она повторяла лишь: «Из-за этой семьи (семьи Сямтомовых - примечание автора) жизнь такая пошла». Отчасти это было правдой. Ведь родителей Александры Максимовны не раскулачивали и никогда не репрессировали. Вениамин Александрович сказал нам о том мрачном времени: «С тех пор, как стали насильно проводить коллективизацию, наступила в деревнях разруха, все пришло в упадок». Конечно, стране нужны были реформы, но проводить их надо было не такой ценой. Многим коллективизация сломала жизнь, в том числе и нашей героине.

ГУЛАГ

В истории создания огромной сети лагерей для заключенных времен советского тоталитарного террора Республика Коми занимает особое место. Она была одной из самых больших «провинций» ГУЛАГа. По расчетам Н. А. Морозова максимальная численность заключенных в Коми была в 1949 году и составляла около 250 000 человек. Первым лагерем на территории современной республики Коми являлся Пинюгский лагерь, который входил в группу северных лагерей ОГПУ особого назначения (УСЕВЛОНа). Он был организован 28 июня 1929 года во исполнение решения правительства об использовании труда заключенных при колонизации отдельных районов СССР и эксплуатации природных богатств, оформленного постановлением СНК от 11.07.1929 года. В том же году появился более мощный его «собрат» - Ухтпечлаг, вскоре поглотивший своего предшественника.

Сфера применения труда заключенных была обширна. В основном их использовали в горнодобывающей и лесной промышленности, дорожном строительстве.

«Кулацкая» ссылка была передана Коми областным отделом ОГПУ тресту «Комилес», именно поэтому Александр Афанасьевич после ареста в 1930 году работал в Ибском лесопункте под Слободой.

Спокойствие лесосплавного начальства полностью зависело от того, выполнен ли вовремя план. Если нет, то результат известен - тот, кто недавно вершил судьбы людей, попадал на место заключенных и сам становился дешевой рабочей силой. Многим хотелось получить премиальные да выслужиться перед вышестоящим начальством. Поэтому для поднятия производительности труда применялась особая тактика: заключенным, а это были в основном местные раскулаченные, объявлялось, что, если они будут работать кроме 6 положенных дней еще в воскресенья и в праздники, такие, например, как 1 мая, то их будут отпускать на 2-3 дня домой. Александру хотелось встретить наступающий 1931 год в кругу семьи, и он работал все воскресенья и праздники, предшествующие Новому Году. Такое рвение к работе и желание попасть домой было замечено начальством. В конце декабря 1930 года Александр получил справку о переработке с разрешением провести несколько дней в семье.

Дома Александра всегда ждали. Его жена как будто чувствовала, что он должен приехать домой, и, несмотря на трудности, готовилась поставить на стол самые лучшие угощения. Им хотелось верить, что если начальство лесосплава будет проводить практику переработок, то периодически они смогут видеться. Но эта надежда не оправдалась. «Один раз как-то муж приезжал с работы, - писала Александра о том событии - говорил, что работал выходной, а потом и праздник. Я даже не успела его накормить, тут же милиция пришла и его взяли и судили на 2 года, как за убег с работ, отправили в Верхний Чов». Так был наказан за свою наивность и доверчивость Александр Сямтомов.

Ночной арест психологически сильно подействовал на семью Сямтомовых. Как объяснить детям, которые несколько месяцев не видели отца, и он вдруг появляется, чтобы через час снова оказаться в положении арестованного, что это ненадолго, что все это лишь ошибка. Александра очень расстроилась: ей казалось, что Бог услышал ее молитвы и вернул ей мужа. Вернул, да так, что не успела даже ни о чем расспросить его.

После суда, состоявшегося 3 января 1931 года, Александра отравили в Верхне-Човскую НТК на 2 года. А через полтора месяца, 22 февраля 1931 года, свёкра Сямтомова Афанасия Яковлевича и Александру Максимовну обложили с/х налогом в размере 2038 р. 68 коп. (сам с/х налог 678 руб. 51 коп., самообложение 681 руб. 60 коп. и культсбор 678 руб. 51 коп.). Сдать его в указанный трехдневный срок они не смогли, и 1 марта 1931 года заседанием президиума Ибского сельского Совета, в составе членов президиума: Мендерева В. З., Попова И. Я., Постникова Н. С., Рогова А., Томова М. В. и счетовода Мальцева A. T. была официально зарегистрирована опись имущества Сямтомовых, произведенная 28 февраля, а самой хозяйке дома Александре Максимовне приказали в тот же день его покинуть.

Даже сегодня события тех дней, когда бедную женщину с детьми выгнали из дома, воспринимаются как низость и подлость.

Александре пришлось покинуть свой дом. «Потом и моя очередь пришла (после ареста мужа - примечание автора), самый младший ребенок умер и меня выгнали из дома с двумя детьми. Лошадь, коров взяли, наложили тысячу рублей налога (или тогда называлась контрибуция) и за этот налог и взяли дом, а с домом все, что было внутри дома. Куда мне идти не указали, конечно, пришлось идти к родителям, хотя, у них еще были малолетние дети свои двойняшки и сын ученик», - писала Александра Максимовна. Вениамин Александрович запомнил на всю жизнь, как их выгоняли из дома: «Я помню, как мама тащила в тележке, которую одолжила нам тетя, через всю деревню оставшийся наш скарб. А мы с Галей шли рядом и молчали». Детская память самая яркая, сохраняющая веселые и радостные события. Но, вспоминая свое детство, Вениамин Александрович всякий раз в беседах с нами рассказывал именно этот эпизод, считая, что себя он помнит именно с этой дороги от родного дома. Тогда он понял, что никогда не позволит себе и другим обидеть маму. Многие дети считают, что все люди на земле добрые и стремятся помогать друг другу. А Вениамину в три года пришлось пережить горький урок несправедливости и человеческого равнодушия.

Отношение к раскулаченным, по словам Александры, было очень плохое: «Нас, таких как я, за людей не считали. Со мной было людям нельзя разговаривать и мне тоже. Не смела к соседям выходить и говорить, то была связь с кулаками. Правда мне один начальник говорил, что если я разведусь с мужем, то меня примут в колхоз, но я на это не решилась». Александра Максимовна никогда бы не решилась развестись с мужем, ведь муж дан Богом. Она предпочла лучше остаться женой кулака, чем всю жизнь потом корить себя за проявленную слабость.

Плохое отношение было и к детям раскулаченных. Старшую дочь Александры Галю в школе очень часто обзывали «дочерью врага народа», другими обидными словами, отчего девочка очень страдала. Примечательно то, что относились к раскулаченным по-издевательски не кто-нибудь, а свои, местные. Хотя к Галиному брату, Вениамину, отношение было иным. Он нам говорил: «В школе меня никто не обзывал. Я постоянно ходил с одноклассниками на рыбалку. Однажды даже сбежал с мальчишками на ночную рыбалку, за что утром получил от мамы вицей».

После выселения из дома Александру постоянно заставляли сдавать различные налоги, так как не существующее уже хозяйство даже в 1936 году по-прежнему считалось кулацким. Этому нет разумного объяснения. Страшно предположить, что так делалось специально, но и обычной халатностью это объяснить трудно.

Осенью 1931 года, в октябре, Александру отправили на лесоповал. В ее воспоминаниях об этом сказано: «Нас, трех женщин, в конце 1931 года отправили в лес и нам дали мужчину на помощь - 17-летнего пацана, тоже, как и мы виновника, отец его работал в селе милиционером или каким-то полицейским. Из нашего же села мы пошли пешком, продукты и сухари, что положено брать, везли на санках. До лесобазы было около 25 или 30 км. Нас посадили от людей в какую-то баньку, дали поперечную пилу, топоры и отправили на лесоповал, тоже на отдельную делянку, в столовую тоже не принимали, в баньке была какая-то печка, там себе и варили. Так мы там не знали, сколько бревен свалили». Дни точно копировали друг друга, только усталость поглощала их все больше и больше. Сколько бревен спилили - они не знали, потеряли счет.

Наступил февраль 1932 года, канун масленицы. У Александры и ее напарницы, Колеговой Анны Митрофановны, кончились запасы еды, износилась одежда. Александра пишет: «Мы, никуда не являвшись, в середине февраля 1932 года пошли со своими санками домой за провизией, но мы не успели домой заходить, как нас арестовали и ночь держали под арестом, но утром мы узнали, что многие, оказывается, вышли из леса и всех держали под арестом, отдельно от нас. Потом день держат, и еще ночь под арестом и потом всех отправили в лес на показательный суд. И нас - женщин - судили как за агитацию, вроде бы мы агитировали, чтобы вышли все из лесу. Большой суд был, мне дали 7 лет».

Таких судов в жизни Александры было 7: 2 в Выльгорте и 5 в Ибе. Страшно: судили люди, которые считали себя любящими родителями и которые так никогда и не понесли наказание за слезы чужих детей. И, самое удивительное, что местные власти судили, а вышестоящие (районные, областные, краевые) отменяли из-за малолетства детей, продолжая посылать на лесозаготовки.

После показательного суда Александру и других женщин, так называемых «организаторов массового побега», отправили под конвоем, как отъявленных бандитов, до села Вичкодор, где был небольшой пересыльный пункт. Оттуда довели до Лозыма, на другой день до Выльгорта и, наконец, на третий день привели в Сыктывкар. В городе Александру поместили в камеру с уголовниками. Об этом она не могла вспоминать без содрогания: «На третий день после суда под вечер нас привели в город и всех распределили кого куда. Нас двух женщин и одного нашего деревенского мужика загнали к каким-то опасным рецидивистам. Как мы провели не знаю эти страшные часы или минуты, на наше счастье скоро привели из Вильгорта убийцу человека и нас вывели двоих в коридор к дежурным. Там провели ночь, а утром нас отправили в тюрьму». Чтобы в тюрьме женщины не сидели без дела, их стали выводить к реке вытаскивать бревна из ледяной воды. Женщины были настолько ослаблены, что Александра Максимовна замечала: «Не знаю какой-то помощи было ли от нас».

В тюрьме Александру держали недолго - около недели. В лесу нужны рабочие руки. Поэтому ее срок отменили, заменив вольной ссылкой. При этом до места ссылки можно было передвигаться без конвоя. Заодно у органов появлялась возможность проверить, сбежит ли Александра по пути или может опоздает, придет позже указанного времени. Если да, то можно еще накинуть срок. Расчет простой и довольно эффективный: очень тяжело проходить мимо дома и не воспользоваться минутой, чтобы взглянуть на детей.

«В тюрьме дали справку - вольная ссылка, меня отправили в Вотчу, уже без конвоя, а напарницу отправили в Слободу, потому что некуда уже было отправить. Вся Коми АССР была в спецпереселенцах южных районов», - вспоминала Александра Максимовна. А шел всего лишь 1932-й год. Александре в справке было указано, чтобы она явилась в Вотчу на следующий день после получения документа. А от Сыктывкара до Вотчи 100 км, да переправа через Сысолу. Александре нужно было пройти в день 50 км. Но она была рада любой возможности быть поближе к семье, да к тому же работать она должна была в большой бригаде, а не одна, что особенно сильно угнетало ее. Так она и пишет: «Довольная, в Вотчу я опять пошла пешком. Мне у одних стариков назначили квартиру и сразу же на второй день отправили в лес, дали у одного единоличника лошадь и велели вывозить лес и сено. Мне указали дорогу, куда ехать, и я одна поехала километров 30 или 35 до участка, где были рабочие бараки. Всю дорогу плакала, думала, «как там меня примут?», но там меня приняли хорошо, все молодые люди. Я с ними вместе, в одной бригаде, вывозила бревна из лесу до катица».

Пришла весна. Лес очень трудно стало вывозить: дорогу совсем разбили. Тогда рабочих заставили возить его и днем, и ночью, а лошадям совсем перестали давать отдыха. Так как ночью весной темно, то придумали выход: зажигали на бревнах бересту (сюмод) и так ехали с огнем. Когда был выполнен план по вывозке леса, то «местных людей с лошадьми отправили домой, потому что потом по реке нельзя было переехать, был ведь участок за Сысолой». Александру домой не пустили. Не пустили, наверное, потому, что еще свежи были воспоминания о показательном суде. Одежду и обувь ей не выдавали и сапоги совсем прохудились. Александра решила тайно ночью переправиться через Сысолу, чтобы сходить к родителям. Но, помня, как ее осудили на масленицу, никому нечего не сказала, пошла одна: «Мне что делать? У меня, с сапога оторвалась подошва, я уже последнее время завязывала шнурком - пусть совсем не упадет, тогда носили кирзовые сапоги, с таким сапогом остаться нельзя. Была хорошая женщина - уборщица, она мне показала дорогу. Как добраться по тропинкам до поселка Ясног. Я и вышла утром, по указанной тропинке и дошла до Сысолы. Там на мое счастье на лодке два мужика недалеко от берега. Они подплыли ко мне, мужики знакомые, я рассказала им свою беду, они меня перевезли, и на другое утро велели туда придти. Пришла к родителям. Отец мне дал крепкие сапоги, мать - сухари, на второй день я уже была на месте, на катке». Так Александра работала до тех пор, пока не увезли последнее бревно. И только тогда ее отпустили домой. Вскоре хотели отправить на лесосплав у мельницы. Но Александра, взяв с собой сына Веню, поехала в сельсовет, где добилась того, чтобы все лето работала лишь на себя. Тогда мало кому удавалось так сделать, но Александра уже научилась жить по-новому. Отмечалась раз в неделю. Все лето она работала на сенокосе и на поле: кому косила, кому гребла, кому жала серпом. Кто даст молоко, кто хлеб, так и кормились все лето, денег ни копейки не было.

Этим же летом 1932 года досрочно освободили за примерное поведение Александра Сямтомова. Он очень не хотел ехать в Иб, считая село плохим местом. Жена все-таки уговорила приехать домой, аргументируя тем, что не могут бесконечно продолжаться аресты. Надеялась, что быть может примут их в колхоз. И Александр Афанасьевич приехал в село, устроился работать в леспромхоз.

Прошло лето, детей отправили обратно жить к родителям. В марте 1933 года Александре Максимовне дали твердое задание на лесозаготовках, которое она не смогла выполнить и 3 марта 1933 года ее опять судили, дав 2 года принудительных работ. Александра Максимовна пишет об этом: «Весной 1934 года Визингский суд дал мне два года принудительных работ вместо ссылки. У меня была подана жалоба в Москву на освобождение, написала сама как сумела и в Визингский народный суд. Меня из Вотчи отправили на принудительную работу в апреле в Зеленец, вытаскивать бревна из подо льда. Был еще лед, я пошла туда пешком. Заходила к родителям явиться. Пошла до места работы, там в бараке ночевала, утром дали багор на работу. Не успела начать работать, милиционер идет, ищет Сямтомову, не успела очнуться, со мной не знаю, что случилось. Милиционер подходит и дает мне справку. Вы освобождены, я вас искал в Вотче и в Ибу. Зайдите в прокуратуру и вам дадут справку об освобождении. В прокуратуре дали из Москвы освобождение. Я стала свободной». Вот так, после очередного испытания судьбы Александра Сямтомова была освобождена. В НАРК сохранился протест, поданный в Коми областной суд.

В том же 1933 году А. Сямтомов написал заявление в Центризбирком с просьбой восстановления его в правах. Этот документ был найден Вениамином Александровичем и передан автору работы.

Какое-то время все было хорошо. Летом 1934 года Александр и Александра Сямтомовы вместе с детьми поехали работать в Выльгортский леспромхоз, где работал конюхом Афанасий Яковлевич. Александра работала в парниках, на приусадебном хозяйстве леспромхоза. Когда лето кончилось, она забрала детей и уехала в Иб, к своим родителям. Муж не захотел туда приехать, но через месяц все-таки вернулся. «И зря. Пошел в лес работать, месяц не работал, приходит из лесу, судили там его за невыполнение твердого задания на два года, дали на руки приговор - к такому-то числу явиться в колонию Верхний Чов. Он в сторону не пошел, пошел туда, куда направили. Вот тебе и вольный».

Можно предположить, что Александр Афанасьевич Сямтомов работал в системе Пезмогского («Северного») комбината, который 16 августа 1937 года назывался Локчимлаг. Он относился к системе лесозаготовительных лагерей и занимался лесозаготовками, лесохимией. В отличие от севера юг республики, к которому относился Локчимлаг, был не так сильно покрыт сетью ОЛПов. Собственно кроме Лонгимлага, закрытого 17.08.1940 года, на юге республики действовали Усть-Вымлаг и Котласлаг (сельхозотделение №5 южнее с. Летка).

Александру Максимовну летом 1934 года тоже забрали на лесоповал, где она всю зиму 1934/35 гг. возила лес. А с весны и до осени Саша вместе с комсомольской молодежной бригадой очищала берега рек Вычегды и Сысолы от хвороста. В ее воспоминаниях есть запись: «В 1935 году берега очистили у Вычегды и Сысолы до самой коми границы. Потом нас на пароходе доставили в город, там и рассчитали, сколько осталось после еды. Был уже август».

В 1936 году приехали из города с лесопилки вербовщики. Александра решилась на переезд, с трудом добившись из сельсовета справки формы А-1 для паспорта. Паспорт давали на месте работы. Александра стала работать на бирже, взяла и детей. Поначалу они жили в бараке, где в каждой комнате жили по 4 семьи. Александра Максимовна вместе с детьми занимали 1 кровать, на которой спали по очереди. Квартиру удалось получить позже. Саша об этом событии писала очень радостно: «Муж уже был на воле и устроился в лесозавод, и отец его приехал и поступил работать на биржу, доски укладывать. В мае дали однокомнатную квартиру Мы были довольны. Вся семья вместе: муж работал... бухгалтером, я мотористкой, поднимала лес с воды на пилораму». Так Сямтомовы жили чуть больше года. Галя и Вениамин ходили в школу, Александра Максимовна ждала ребенка. Казалось, что все налаживается.

В августе 1937 года Александра Сямтомова вновь арестовали, судили в большой группе работников лесозавода, дали 10 лет по ст. 58-10 (контрреволюционная агитация) и отправили в Севжелдорлаг. Александр Афанасьевич писал жене, чтобы она послала от своего имени жалобу в Москву. Александра Максимовна написала письмо самому Калинину. Мы не знаем, дошло ли оно до адресата, но в 1939 году Александр Афанасьевич был освобожден по «прекращению» дела.

В Сыктывкар он уже не возвращался, a завербовался в Севжелдорлаг вольнонаемным, работал бухгалтером. В июне 1940 года он увез в лагпункт «Чиньяворын» свою семью и отца. Чуть позже Сямтомовых перевели южнее на 5 км, в совхоз «Мысью». Галя училась в техникуме, Вениамин ходил в школу. Сын Толя, родившийся в 1937 году, умер от тифа.

Вскоре началась война. Александра Максимовна вспоминала: «Началась война... В 1942 году, в июне мужа взяли на войну. Я осталась с годовалым ребенком (дочь Нина - прим. автора). Четыре письма от него получала, а он от меня ни одного не получал, в последнем писал, что отправляют на фронт. Был на Ленинградском фронте. Письма перестали приходить. Извещение получила только осенью, в ноябре 1942 года - пропал без вести, был на фронте. Вся надежда пропала». Александра Максимовна узнала, как погиб ее муж, от его однополчанина. Александр Афанасьевич погиб на Ладожском озере, в деревне Воронцово 30-31 августа 1942 года. Был очень тяжелый бой. Александра Максимовна до конца жизни надеялась, что муж жив и ждала его. Во время войны Александре жить было очень тяжело. Много заключенных умирало, но снабжение рабочих было неплохое. Колхозники жили гораздо хуже. В совхозе проработала до 1947 года, получив за свой труд медаль. После войны Александра Максимовна получала пенсию за мужа и на дочь Нину.

Вениамин Александрович рассказывал нам: «Мама перестала верить в Бога после того, как получила извещение о смерти папы. Не молилась, не ходила в церковь. Она все время говорила: «Если Бог есть, то почему же он позволил погибнуть мужу?».

В 1947 году Александра Максимовна переехала в Иб и жила там у своих родителей. Через год ее, как грамотную, приняли приемщицей на местный молокоприемный пункт, где она проработала до 1955 года. Нина Александровна рассказывала нам: «Молокоприемный пункт находился в центре села Иб, за 5 км от деревни Захарово. Мама ходила туда пешком. Иногда брала меня с собой. Помню, как она проверяла молоко на жирность. И запомнилось, чтобы жирность молока была не меньше 4,5%. У некоторых она молоко возвращала, говорила, что посуда грязная. Мама никогда не настраивала меня против Бога. Также говорила, чтобы я никогда не ставила себя выше других. Она говорила: «Не задирай нос». Я, Вениамин и сестра Галя всегда работали на полях. Мама очень радовалась, что мы можем учиться бесплатно, а через годы рада была, что дети хорошо устроены в жизни, имеют квартиры, получают хорошие зарплаты».

В 1955 году Александру Максимовну приняли в колхоз (в последствии совхоз Ибский), где она проработала до конца своей жизни. Живя в Сыктывкаре, она каждый год с апреля по октябрь жила в Ибу. Исключением стали лишь последние 2 года, когда у Александры Максимовны стало очень плохо со здоровьем.

В 1991 году Александру Максимовну и мужа реабилитировали.

Только за 10 лет до смерти Александра стала молиться. Перед смертью говорила: «Мне надо покаяться, надо причаститься». За 2 месяца до смерти вызвала священника и причастилась. Покаялась в том, что молила Бога, чтобы прибрал детей: Юру, умершего в 3 месяца, и Толю, умершего в 11 месяцев.

Несмотря на все удары судьбы Александра Максимовна сумела воспитать детей и дать им образование:

- Галина Александровна Терентьева (Сямтомова) окончила Сыктывкарскую фельдшерско-акушерскую школу. Работала медсестрой с 1941 года в Ижемском, Сыктывдинском, Койгородском районах, в Сыктывкаре. Имеет награды: медали «За доблестный труд в годы войны», «За трудовое отличие».

- Вениамин Александрович Сямтомов после окончания КГПИ работал в Воркуте учителем математики, более 20 лет директором школы, директором Сыктывкарского педучилища №1. Отличник народного образования СССР.

- Нина Александровна Сямтомова. Окончив в 1964 году Пермский медицинский институт, работала главврачом в Первомайской участковой больнице Сысольского района, врачом-педиатром в детской поликлинике №1 Сыктывкара, затем - заведующей отделением, заведующей поликлиникой. После выхода на пенсию - зав. статистическим кабинетом детской поликлиники №3. Врач высшей квалификационной категории. С 1981 года - Заслуженный врач Коми АССР; награждена орденом «Знак Почета».

Мы спрашивали Нину Александровну и ее брата: «Как относилась Александра Максимовна к советской власти? Винила ли она ее в своих бедах?» Они нам ответили: «Мама относилась к советской власти как к само собой разумеющемуся явлению, никогда не ругая ее. Она считала, что так и должно быть, и нас учила никогда не ругать никакую власть. Все наши несчастья она не связывала с властью, а считала, что это был наговор на семью». Мы впервые столкнулись с такой оценкой событий. Александра Максимовна прожила очень тяжелую жизнь и имела право на такую точку зрения. Это была ее философия жизни: виновата не система, а мелкие завистливые личности. Нам трудно полностью согласиться с этой точкой зрения, но мы и не исключаем роль личностного фактора в судьбе каждого из нас. Окажись рядом другой человек, и, может быть, вся жизнь была бы другой. Хотя, возможно, права наша героиня, считая, что предначертанное судьбой никто не в силах изменить.

Заключение

Есть герои, которые известны всей планете, но есть люди, о которых знают только родные да близкие. Жизни и судьбы и тех и других - страницы нашей истории.

На всем протяжении XX века в России, пожалуй, самыми страшными и непонятными были времена, когда, начиная с 1918 года, страну захлестнула волна массовых расстрелов, арестов, репрессий. Нам никогда не узнать всей правды о тех злодеяниях. Эти страницы для нас еще долгое время будут оставаться закрытыми. Мы стремимся воссоздать историю той эпохи путем сбора воспоминаний, мемуаров, справок, используя доступные архивные материалы. Кто-то из живших в 20-40 годах, соглашается рассказать историю своей жизни, радуясь тому, что наконец-то хоть кто-то обратил на него внимание. Кто-то, наоборот, не хочет даже в воспоминаниях возвращаться туда, откуда ему чудом удалось выбраться. Но большинства этих людей уже нет. Они там, где их никто не будет упрекать, где на них никто не будет показывать пальцами... Долгие годы их старались обходить при встрече стороной. Но нет, их не забывали. Они, как особая каста, всегда стояли отдельно ото всех. Лишь в 90-х годах им стали выдавать справки о полной реабилитации. А до этого все они были бывшими заключенными, кто за контрреволюционную деятельность, кто за агитацию против Советской власти.

Судьба Александры Таскаевой похожа на сотни судеб других людей. От этого и страшней всего. Жизнью многих стал барак, ограниченный колючей проволокой.

Александра родилась в год первой русской революции, участники которой попытались свергнуть царя. Тут невольно проводишь параллель с тем, что именно революция определила всю ее дальнейшую жизнь. Начались скитания Саши с коллективизации, когда люди терпеливо «становились» в колонны цифр, графиков и планов. Они не могли не верить власти.

Александра в своих стихах описывает ночные аресты:

Кто тревожно так стучится в наше тихое окно,
Тихо двери открываем - вон милиция идет
И преступников невинных арестованных ведут.
А мы робко их спросили - разрешите, что нам взять?
А они нам отвечали - всех отпустят вас назад.
А мы верим точно дети и покорно все идем...
Где вы, сестры наши, дети родные, где вы, где?

Это плач человека, старающегося понять - отчего столько бед?






эта публикация со страницы

Сямтомова Александра Максимовна даты жизни: 26.03.1905 г. - 20.12.1997 г.