Дзидзария
Адгур Георгиевич
дата рождения: 26.05.1953 г.
В раннем детстве тяга к искусству если и присутствовала, то совсем неявно.
Учителя, обучая рисованию, убеждают, что земля всегда будет коричневатой, трава – зеленой, а небо – голубым. Я же часто пытался нарушать эти правила. Как-то у меня возникло желание создать что-то на подобии перспективы, чтобы изображение было не столь плоскостным. Но проведя линию горизонта на картине, где уже был нарисован человек, я изобразил её так, что эта линия как бы перерезала его пополам. Затем я закрасил нижнюю часть изображения до линии горизонта, и получилось, что человек наполовину врос в землю. Меня за это не похвалили.
Я, конечно, расстроился, но продолжил рисовать. После этого небольшого фиаско это занятие стало нравиться мне только больше.
В художественную в школу я пошел вслед за братом, который был на 4 года старше меня. Те задания, которые давали преподаватели, иногда казались нудными и неинтересными; тем не менее, я их старательно выполнял и с завидной регулярностью посещал все занятия. В свободное же время я рисовал нечто совершенно иное, отличное от того, чему нас обучали в стенах художественной школы. Дома у меня были целые стопки тетрадей с набросками, различными зарисовками, этюдами, а в школе почти в каждом классе после меня оставались изрисованные парты.
Я выучился на историка искусств. Мой отец, будучи профессором истории, понимал, насколько важно знание этой дисциплины, очень хотел, чтобы я стал историком искусства. Я учился без особого усердия, потому что в тот момент во мне все более усиливалась тяга к рисованию. Конечно, я приобрел много знаний, но рисование в тот момент становилось главной частью моей жизни.
Законы империи действовали и в советской Абхазии. И здесь было свое «официальное искусство» и, хотя бы с начала 70-х годов, свой «андеграунд». Но местный андеграунд не противопоставлял себя официозу. Группа молодых сухумских художников, которые были ненамного старше меня, увлекались мировым искусством ХХ века. Крамольные в то время Пикассо, Брак, Делоне, Раушенберг, Ротко, Кандинский, Миро и многие, чьи имена сегодня не вызывают сомнения, при всей скудности информации, формировали художественные вкусы.
Что вообще формирует художника - сказать однозначно невозможно. Личный темперамент, интеллект, степень духовной организации служат основой ткани, в которую вплетаются влияние локальной культурной среды, творчество других художников, интерес к иным эпохам и культурам. Такая сознательная или бессознательная избирательность и делает причудливый узор в калейдоскопе искусства неповторимым».
Все произошло по воле случая. Я познакомился с одним эстонским музыкантом. Когда мы были у него в гостях в Таллинне, он повел меня в мастерскую одной художницы-графика. В итоге я стал у нее заниматься и, надо признать, прошел очень серьезную и хорошую школу. Помимо постепенного овладения техникой офорта, мне удавалось много работать с композицией. Еще у нее была великолепная библиотека, там хранилось огромное количество альбомов и книг по искусству, которые она, имея возможность регулярно выезжать из страны, привозила из Европы и Америки. Изучение этих книг и рассматривание альбомов позволило мне открыть для себя целый ряд новых художников. В итоге благодаря этому курсу я стал знать практически все о печатной графике, понимал все сложности и особенности процесса от начала до конца.
В конце 80-ых начались волнения, все рушилось, я попал в Ленинград и там вместе с друзьями из Сухума неожиданно для самого себя занялся живописью. Прочувствовав и ощутив новый для себя материал, поняв его философию, проникнув в глубинное понимание работы с такой материей, я действительно стал создавать картины. Конечно, в графике у меня получалось совершенно иное. В живописи процесс стал другим, я стал увлекаться сложной плоскостной живописью, то, что называли живописью цветового поля. Ко многим вещам я вышел интуитивно, я искал свой художественный язык, пытался понять суть материала.
Были выставки и в Берлине, и в Сухуме, и в России несколько раз. Одна из последних - в 2013 году, когда в Москве открылась экспозиция произведений абхазского искусства. Зимой 2017 года – последняя персональная в Москве.
Я никогда какого-то сильного успеха не ощущал. Для меня важно мнение ряда близких людей, а также тех, кого я считаю авторитетными людьми в искусстве. Я очень сомневаюсь в том, что массовый зритель смог бы понять мои полотна. Они этого не предполагают. Такая живопись сложна для восприятия.
Большинство моих работ находятся в частных коллекциях. В музеях их, к сожалению, увидеть нельзя. Когда-то Пушкинский музей очень хотел приобрести мои иллюстрации к сборнику стихов поэта Фазиля Искандера, но приехавшая комиссия МСХ отказалась их принимать. Сами же работники и хранители Пушкинского очень хотели их приобрести. Но здесь все решают не они, а иногда заседающий союз художников Москвы.
публикации:
Каждая картина - это маленькая удача и большое поражениеПервый международный фестиваль боевых искусствЛеонардо, белые медведи и... дискриминацияЕго живописные произведения можно «услышать»Адгур Дзидзария, телестудия «Асаркьа»
упоминания в публикациях:
Воспоминания (Карманова С. М.)
поиск по фамилии: Дзидзария |